А.Л. Чижевский

Земля в объятиях Солнца. ЧАСТЬ II
Глава 3 (частично)
Психические эпидемии и циклическая деятельность Солнца

Еще древние греки подметили заразительность движений, и в частности пляски. Один из греческих писателей рассказывает о том, что однажды, после представления «Андромеды» Еврипида, зрителями, а затем и всем городом овладела неистовая пляска, от которой никто не мог уберечься. Нагие, бледные, со сверкающими глазами, они бегали по улицам, громко декламируя отрывки пьесы Еврипида и исполняя дикую, странную пляску. Это общее увлечение танцем, граничащее с безумием, прекратилось только с наступлением зимы. Это первое наблюдение древних о заразительности болезненной пляски получило в прошлом столетии клиническое доказательство в наблюдениях над хореей.

Начиная с XI и до XIV в. подобного рода неистовые пляски, отчасти по своему содержанию похожие на вакхические радения, несколько раз эпидемически распространялись в разных странах, а с XIV в. они, так сказать, выродились в культ танца и в радения религиозных сект.

Первый рассказ о неистовой пляске, случившейся в Дессау*, относится к 1021 г. В ночь на Рождество, во время богослужения в кладбищенской церкви одного из монастырей близ Дессау, несколько крестьян начали плясать, и плясали так неистово, что никакие уговоры священника их не могли остановить. Тогда он их проклял, сказав, чтобы они продолжали плясать и прыгать непрерывно в течение целого года. Проклятие исполнилось: крестьяне продолжали пляску до тех пор, пока некоторые из них не упали замертво; у прочих, оставшихся в живых, всю жизнь тряслись члены.

В следующий раз эпидемия неистовой пляски разразилась в 1237 г. в Эрфурте. Это была преимущественно детская эпидемия. В хронике рассказывается о том, что более ста детей, прыгая и танцуя, прошли через Штейервальд в город Арюштад, расположенный в двух милях от Эрфурта, где упали в изнеможении. По свидетельству хроники, многие из этих детей умерли, когда были взяты своими родителями, другие навсегда остались подверженными пляске св. Витта.

В третий раз неистовая пляска разразилась в 1278 г. в Утрехте, где двести человек собрались на Мозельском мосту и начали плясать, и плясали до тех пор, пока мост не обрушился и все они не погибли в реке.

Четвертый случай эпидемии неистовой пляски относится к лету 1375 г. Летописцы повествуют о том, что в этом году образовалась странная секта из мужчин и женщин, которая из Ахена распространилась по Германии, главным образом по Рейну и Мозелю, дойдя до границ Голландии. Когда бы члены этой секты ни собирались, они украшали себя, подобно вакханкам и вакхантам, цветочными венками и начинали неистово плясать и кружиться. Они плясали повсюду: в частных домах, в общественных местах, в церквах – по многу часов подряд, пока у них не появлялось столь сильное стеснение в груди, что они падали ниц. Затем они требовали, чтобы окружающие крепко перевязывали им животы полотенцами, топтали их ногами или били кулаками, что очень напоминает неистовства, случившиеся годами позже в Париже.

О силе этой эпидемии дают приблизительное представление цифры участников. Так, в Кёльне насчитывали до 500 больных, в Меце – 1100. Однако число участников эпидемии вскоре возросло, так как к беснующимся начали присоединяться разного рода обманщики, искатели приключений. Пьянство, разгул и половые неистовства превзошли всякое воображение. Рассказывают, что множество девушек, участвовавших в плясках, забеременели. Но и после этого у них все еще продолжалось ненасытное влечение к пляске. Эти обстоятельства принудили гражданскую и церковную власть преследовать предававшихся пляске и карать их как обманщиков. Действительно, вскоре после вмешательства власти неистовая пляска прекратилась надолго.

Но вот в 1418 г.** та же эпидемия снова появилась, и на этот раз – в Страсбурге. Здесь несколько сот мужчин и женщин начали плясать на площадях, одержимые пляской св. Витта. Гезер приводит отрывок рассказа из ненапечатанной страсбургской летописи, касающийся этой эпидемии: «За восемь дней до праздника Марии Магдалины (14 июля) неистовая пляска показалась впервые у одной женщины. Магистрат отправил ее в часовню св. Витта в Цаберн, где она и успокоилась. Но в течение следующих четырех дней заболело еще тридцать четыре мужчины и женщины. Магистрат запретил бить в барабаны и трубить. Все заболевшие также были отведены к св. Витту. Но, несмотря на эти меры, число их в несколько дней увеличилось до двухсот. Вновь заболевших в свою очередь отправили отдельными партиями в часовню св. Витта в Цаберн и Ротенштейн, иных пешком, а иных в экипажах, чтобы там подействовать на них молитвами и другими священными обрядами». Так было поступлено с больными в Страсбурге. В других местах к ним были применены другие меры: многих сжигали на кострах как одержимых нечистым духом.

Как раз в тот год, когда в Германии свирепствовала эпидемия неистовой пляски, во Франции началась также полоса массовых безумств, среди которых пляска занимала выдающееся место. Период с 1418 по 1424 г., по мнению некоторых историков, является одним из самых жутких периодов в истории Франции. Мишеле говорит о том, что это был период опустошения: война следовала за голодом, голод за чумою, одно безумие за другим. Страшные бедствия, резня в Париже в 1418 г. и мор заставили население разбегаться куда глаза глядят. Завершением всех этих ужасов, обрушившихся на страну, явились массовые психозы, охватившие население сверху донизу. Замечательнее всего было то обстоятельство, что психика народа сосредоточилась на музыке и пляске, обычно служащих выражением веселого настроения духа. В Париже были организованы команды плохих скрипачей, которые наполняли днем и ночью город своими звуками. В течение многих месяцев на парижском кладбище длился этот страшный танец, в котором принимали участие представители всех слоев тогдашнего общества. Зараза проникла во все уголки Парижа, и на кладбище стекались тысячи людей.

Начиная с конца XV в., приблизительно около 1479–1480 и 1490–1491 гг. в Италии приняла повальное распространение психическая эпидемия неистовой пляски, за которой укрепилось название «тарантизм». По свидетельству современников этой болезни, тарантизмом называлась совокупность припадков, происходящих якобы от укуса апулийского паука – тарантула. Эта болезнь выражалась в мучительных пароксизмах и конвульсиях, подлинном «мышечном сумасшествии». Единственным средством излечения считалась пляска под звуки скрипки или волынки, флейты или гитары. Отсюда и произошло название известного неаполитанского танца – тарантелла, которому народ приписывает сверхъестественное действие излечивать больных. Однако тарантизм мог возникнуть не только от укуса паука, но и от одного вида пляшущего больного, и, несомненно, причину тарантизма следует видеть в психическом воздействии. А поскольку психическое воздействие при известных социальных условиях может распространяться на огромные области, несомненно, что в указанные эпохи вся Италия благодаря тарантизму находилась в мучительно-возбужденном состоянии. Тарантизм был одной из величайших психических эпидемий, которые когда-либо свирепствовали на итальянской почве.

Некоторые исследователи сравнивают эпидемии средневековой неистовой пляски и тарантизма с замечательной психической эпидемией конвульсионеров, начавшейся в 1728 г. в Париже, на Сен-Медорском кладбище, у могилы священника де Пари, и описанной Карре де Монжероном.

Эпидемия началась с исцеления одной паралитички от прикосновения к гробу с прахом священника, а затем вскоре охватила чуть ли не весь Париж и длилась, с небольшими перерывами, несколько лет. Главной ареной этой эпидемии было Сен-Медорское кладбище, где больные предавались самой фантастической пляске, кривляниям и подергиваниям.

Согласно описаниям современников, какая-то невероятная сила влекла людей к кладбищенской площади, для того чтобы принять участие в этих психопатических неистовствах. Трудно себе представить, какие формы приняла эта эпидемия! «Здесь мужчины бьются о землю, как настоящие эпилептики, в то время как другие немного дальше глотают камешки, кусочки стекла и даже горячие угли; там женщины ходят на голове с той степенью скромности или цинизма, которая вообще совместима с такого рода упражнениями. В другом месте женщины, растянувшись во весь рост, приглашают жителей бить их по животу и бывают довольны только тогда, когда десять или двенадцать мужчин обрушиваются на них сразу всей своей тяжестью. Люди корчатся, извиваются и двигаются на тысячи различных ладов. Среди всего этого нестройного шабаша слышатся только пение, рев, свист, декламация, пророчества и мяуканье».

Ни строгий приказ короля, ни полицейские меры не могли приостановить этой эпидемии. Наоборот, закрытие Сен-Медорского кладбища способствовало рассеянию конвульсионеров по всему Парижу, и припадочники начали собираться в частных домах. Для ликвидации эпидемии потребовалось вмешательство военной силы, и только в 1762 г. в последний раз эта повальная болезнь вспыхнула снова, чтобы затем погаснуть навсегда.

Мы перечислили основные и наиболее поразительные примеры эпидемий неистовой пляски, в которых или форма проявления пляски, или территориальный охват, а иногда и то и другое вместе достигали исключительно яркого выражения. Кроме того, большинство из приведенных нами эпидемий может быть отнесено к определенным историческим датам, что чаще является крайне существенным для наших сопоставлений.

Конечно, перечисленные нами эпидемические взрывы неистовой пляски составляют лишь небольшую долю в полной истории этой болезни, которая еще ждет своего историка, вооруженного знанием новейшей психиатрической науки.

В XIII–XVI вв. мания плясок овладела детьми. Возникновение одной из них старинная хроника приписывает крысолову из Гамельна. Рассказывают об эпидемическом распространении танца в XIV в. при дворе французского короля Карла V (1364–1380). История Португалии XVI в. отмечает лиссабонскую эпидемию неистовой пляски.

Таких примеров можно было бы привести немало.

У современных культурных народов сохранились следы древних увлечений пляской, которые в свое время под влиянием религиозного фанатизма, болезненных уклонений психики и подражания потрясли целые страны. Дикие пляски во время солнцестояния составляли у германцев один из религиозных обрядов. Их следы сохранились и до настоящего времени в плясках и кострах дня Ивана Купалы. На родине немецкой неистовой пляски, на Рейне, в городе Эхтернах, ежегодно в мае народ празднует день «прыгающих святых» – праздник, установленный в 1376 г. У северных племен – остяков, лапландцев, самоедов большинство праздников сопровождается пляской.

Подобного рода хореоманию, судорожную хореическую пляску мы встречаем в Абиссинии, у западноафриканских негров, у полинезийцев и других малокультурных народов.

У исследователя создается впечатление, что плясовое действо глубоко коренится в человеческой природе и, по-видимому, является одним из выражений заболевания нервно-психической и половой сферы.

А.Л. Чижевский, 1930

* Чижевский здесь не точен, пляска произошла в Kölbigk, город Дессау вообще не упоминается в хрониках ранее 1213 года. — Д. Абсентис

** Здесь распространенная ошибка, вскрытая еще за полвека до Чижевского, но он об этом не знал: плясок в 1418 г. в Страсбурге не было, танцевальная эпидемия зафиксирована в 1518 г. —  Д. Абсентис